Мои пациенты
На заводе работают в основном люди из окружающих сел — завод химический, а горожане сторонятся таких небезопасных производств. Мои пациенты — люди тихие, терпеливые, безропотные. Мне они нравятся. Они еще не притерлись к городу, не нахватались разбитной наглости, в них еще живет медлительная, расчетливая работоспособность, и пока не появилась хитроватая предприимчивость маргинала, которая на деле оборачивается халтурой, необязательностью, криком. Может, люблю я этих людей потому, что с первых-шагов моей медицинской практики именно они были основными посетителями моего кабинета.
Первые восемь лет после института пришлись на работу в селе Саужава Богородчанского района. Когда мы приехали туда, в селе еще хорошо помнили Бендеровцев. Местное население с сочувствием относилось к ним, а приезжие, да еще из города, вызывали недоверие. Но очень скоро люди приняли меня и мужа, поверили нам. Как знак своего расположения и доверия, они показали место, где «москали» из самолета расстреляли последнюю группу Бендеровцев, которые отказались сдаваться.
Несмотря на страшное время, сельчане, рискуя жизнью, захоронили тела погибших. Когда пришли отряды НКВД, поляна была пустой.
Медик на селе
Медик на селе — это не просто специалист. Его возможности и поле деятельности гораздо шире, чем у любого городского врача — если, конечно, ему верят. К нему идут, за советом в любой трудной ситуации, делятся горем, неполадками в семье. Очень скоро мы, молодые врачи без особого опыта и стажа, стали играть заметную роль в жизни села, и эта роль, как нельзя более, кстати, пришлась мне по душе: не бумажками шелестеть в какой-нибудь конторе, а реально помогать людям, видеть настоящие слезы и истинную радость.
Меня, зубного врача, очень часто приглашали принимать роды. Не раз мы с коллегой оперировали и зашивали раны, которые поставили бы в трудное положение и городского хирурга. Припоминаю жуткий случай, когда девочка упала на тяпку и страшно изранила губу и лицо, когда собака порвала бедро старику.
Это была настоящая ординатура. Приходилось не только практиковать, но и спешно ликвидировать пробелы в своем медицинском образовании, приноравливая его к реалиям жизни в селе. Я никогда не читала столько специальной литературы, как тогда. Да и собственные болезни, насевшие на меня в те годы, заставили повнимательнее прислушаться к собственному организму, поискать способы лечения не только с помощью медицинских препаратов.
Правда, о лечении травами
Тогда я увлеклась травами. Они спасли мне жизнь после тяжелых родов. Они, и еще массаж, спасли моего ребенка, хотя крупнейшие специалисты предрекали сыну паралич. Год я согревала его своими руками, гладила, массировала безжизненные мышцы. Можете представить мое ликование, когда я почувствовала, что маленькое тельце оживает. А потом сын встал и пошел на недавно еще безжизненных ногах!
Хочу добрым словом вспомнить знаменитого травника М. Мороза, который жил в нашем селе и много знал о травах, сроках их уборки, методах приготовления лекарств. Особенно хорошо он помогал в случае женского бесплодия и женских болезней. Мое умение пользоваться травами во многом основано на его рецептах и советах.
Наверняка, я осталась бы жить в селе. Мне, коренной горожанке, все здесь нравилось: и необыкновенно красивая карпатская природа, и люди, и интенсивная работа. Но неожиданное заболевание почек вынудило переехать в город, где можно было получить урологическую помощь.
Жизнь в городе тридцатилетней женщины.
Вернувшись в город тридцатилетней женщиной, я вдруг почувствовала, что мне здесь психологически труднее, чем в селе. Там я чувствовала себя в большой семье. Эта семья все время требовала моего внимания, доставляла мне массу хлопот, но в то же время дарила полноту жизни. Здесь, в городе, работа свелась к узкой специальности. Быт в многоквартирном доме не мог доставить такой радости, как в селе с его рекой, лесом, грибами, тишиной. Я долго не могла привыкнуть к городскому укладу жизни.
Старалась, хотя бы на время, вырваться на природу, с друзьями сплавлялась по Днестру на надувных плотах. Еще занялась садоводством. Небольшой участок в пять соток ко всему еще и пополнял наш отощавший после вольготной сельской жизни бюджет.
Но все это были инвалидные подпорки, а не фундамент зрелой, наполненной высоким смыслом жизни. Думаю, город серьезно затормозил мое развитие, уничтожил простоту в отношениях с людьми. И, может быть, именно город трагически разрушил добрые отношения с мужем.
Здесь моего общительного и хлебосольного мужа окружили любители выпить. Я не заметила, как привычка принимать гостей у моего мужа превратилась в привычку к спиртному.
И чем больше Дмитрий уходил в свой алкогольный мир, тем тяжелее быт ложился на меня. Со временем жизнь стала безрадостной, унылой и бесцельной.
Единственно, что как-то смиряло меня с такой жизнью — работа. Я общалась с множеством людей и могла убедиться, что у них забот — еще больше, чем у меня. Ежедневные исповеди женщин убеждали: «Евгения, твои проблемы не повод для печали. У любой из этих женщин быт, отношения с мужем, работа в сотни раз хуже, чем у тебя. Так что не пищи! Улыбнись! Вот так, отлично».