События моей жизни, точнее, ее нового этапа, так быстро сменялись одно за другим, что я не могла откладывать идею, в которую поверила. Решила сразу же идти к митрополиту. Много раз я проходила мимо солидного двухэтажного дома, где жил православный митрополит, но никогда не думала, что переступлю его порог.
Теперь, сопровождаемая моим верным псом Кузей, с иконой Казанской богоматери в сумке я открыла тяжелую кованую с крестом дверь. Был второй день Рождества. Возле дома стояли «Волги», «Чайки», «Лады». А во дворе скромно сидели тихие женщины с сумками. Они робко ждали чего-то. Я прошла мимо них, открыла еще одну массивную дверь с крестом и услышала: «Женщинам и собакам в дом заходить нельзя».
Эта фраза здесь подействовала, как пощечина. Мужской голос, который ее произнес, показался отвратительным. Наверное, мне не хватило выдержки и ума стерпеть обиду ради цели, которая привела меня сюда. Но, похоже, нервы стали сдавать. Возможно, сыграло то обстоятельство, что, воспитанная школой в атеизме, грубости, черствости ко всему духовному, и отсутствии души я все-таки сохрани то трепетное чувство к Церкви. Я думала, что здесь истинный мир доброты и справедливости. И вдруг такой поворот от ворот. Боже мой, как было тяжело!
При первой же встрече с этим поруганным, но почитаемым в душе миром церкви, я впервые как экстрасенс встречаюсь с черствостью, безразличием, нетерпимостью, которые были до сих пор характерными признаками того «рая», в котором волей судьбы жила с детства.
Оттолкнув кого-то, я прорвалась в дом. Вскоре меня окружила очень солидная публика. Никогда не видела столько дородных мужчин в рясах в одном месте. Самый представительный из них служитель церкви, с солидным брюшком, протянул мне крест с Распятием. По-видимому, для поцелуя. Я отстранила его.
Не берусь описывать диалог. Он был недостоин экстрасенса. В нем было много сумбурного и необдуманного. Но свое возмущение по поводу отношения к женщине в нашей церкви я высказала им ясно и недвусмысленно. Это крайне несправедливо — мужчины узурпировали право соединять человека с Богом! Только в таких условиях, добавила я, стало возможно, что они, мужчины, меня — женщину, мать — чуть ли не выставляют за дверь.
Объяснения митрополита и ста гостей мне не показались особенно убедительными, и в пылу обвинений как-то затерялся вопрос, с которым я пришла в этот богатый дом. Так я и не смогла узнать подробнее о своей иконе, не выяснила, чудотворная ли она, может ли простой человек в один прекрасный миг почувствовать на себе ее преобразующее влияние, измениться, стать экстрасенсом. Вопросы остались без ответов.
Да и так ли важен был ответ? Мне показалось, что отцы церкви верят в другого Бога, не моего — Бога добра, милосердия, желания прийти на помощь. И тогда, пряча свою икону, которую хотела подарить Церкви, я в сердцах кинула фразу, в которой было больше раздражения, чем хорошо продуманного смысла: «Сейчас я переживаю, но на следующее Рождество придется мучиться вам».
Не хочу переоценивать моего пророчества, но Рождество 90-го года у митрополита действительно было тревожным. Православные церкви в нашем городе захватили Греко католики. У промосковских пастырей начались тяжелые дни. Эти совпадения позволили мне предположить, что мозг человека в состоянии особого возбуждения, видимо, может улавливать какие-то трагические напряжения и как бы приоткрывать будущее и необязательного для этого быть экстрасенсом.
Понимаю, в какую недоказуемую область я предлагаю вам приникнуть, поэтому не буду больше распространяться на эту тему. Ведь на куда более простой вопрос я не получила вразумительного ответа ни у ученых, ни у служителей церкви. Эти поиски окончательно убедили меня в том, что в нашем городе нет человека, способного помочь мне.
Итак, подведем первые итоги. Дальше в познании своих способностей экстрасенса я могу рассчитывать только на себя и, если хватит сил, самостоятельно распутывать клубок загадок, свалившихся на меня. Если же сил не хватит, то придется оставить свои эксперименты с экстрасенсорикой, навсегда забыть о них — у коллег они не вызывают никакого понимания, только послужат созданию вокруг моего имени какого-нибудь малоприятного анекдота или легенды, которую будут пересказывать друг другу с улыбкой, покручивая у виска пальцем считая не экстрасенсом, а шарлатаном.