К слову, не так давно я снова видела Юрия Левчука и с удовольствием узнала, что его исследовательская группа продвинулась в своей работе. Им удалось обследовать множество экстрасенсов из различных областей нашей страны, и они смогли сравнить силу воздействия различных людей. При этом ученые обнаружили, что поле у разных экстрасенсов обладает различными знаками. И хотя о природе самого воздействия экспериментаторы по-прежнему не могут сказать ничего определенного, но то, что уже сделано, вселяет оптимизм.
В лабораториях Киева день пролетел стремительно. Не успев опомниться, отобедав за день чашечкой кофе (правда, прекрасного — в буфете Президиума АН УССР!), я уже сидела в поезде, который вез меня обратно. Так и не увидела родной город, не прошла по его улицам, не заглянула во двор моего детства.
Горечь этой несостоявшейся встречи с Киевом вспомнилась, когда фильм был закончен и киногруппа предложила мне принять участие в премьере. Первым делом я спросила — «Сколько дней буду в Киеве?» На другом конце провода это переполоха не вызвало: «Недели хватит?» «Да», — обрадовалась я, предвкушая прогулки по городу, с которым связано столько грустных и радостных минут моего детства,
Возвращение в Киев. Владимирский собор.
Приехав в Киев, я, прежде всего, пошла во Владимирский собор, где когда-то крестили меня родные, а позже, после приезда из Мюнхена, водила на службы моя бабушка. Странно, но собор мне показался гораздо меньше, чем он рисовался в воображении. Краски фресок, которые вспоминались такими яркими, теперь выглядели потускневшими. Ощущения детства не возвращались. Я поставила свечи, заказала панихиду по ушедшим родителям.
Не спеша, пошла на свою родную улицу — Большую Подсальную, 12. Здесь, во дворе нашего старого дома, выросло здание польского посольства. Все вокруг было, как прежде, но тот пятачок, на котором мы играли, ушел, растворился, исчез под бетонным фундаментом нового здания. Сердце наполнилось щемящей грустью.
Прогуливаясь по улицам, я наткнулась на афишу — выставка картин художника Исачева. Фамилия ничего не говорила, но почему-то я решила пойти. Живопись всегда меня привлекала — сама когда-то немного рисовала и даже жалела, что не занялась этим профессионально. До сих пор делаю наброски наиболее важных эпизодов жизни. Это помогает и успокоиться, и увидеть в предмете, в событии то, что ускользает с первого взгляда. А картины настоящих художников — это соприкосновение душ. Никакой другой вид искусства так не раскрывает душу человека, как живопись.
Меня не раз заставляли трепетать от волнения разные художники, но то, что я открыла в картинах Исачева, потрясло. Время остановилось в тот момент. Все, что было в его картинах, — было в моей душе. Да и не только в моей! Тот же восторг, изумление и безысходность в лицах других зрителей. Их глаза становились похожими на глаза Богоматери на иконе моей бабушки. Какой же душой обладал этот молодой еще человек, так рано ушедший от нас? Каждая картина была криком этой незащищенной души, так глубоко понявшей жизнь.
Странное дело — человек запечатлел на холсте с помощью обычных красок, купленных в лавке, свою боль. Он уже давно истлел под могильной плитой, а душа его разговаривает с людьми, влияет на них. Из его биографии здесь же, на выставке, я узнала: художник — жертва своего жестокого времени. Его уничтожил какой-то ничтожный советский юрист, с душой, начисто лишенной струн, которые звучали от музыки картин Исачева.
Боже мой, как все похоже! Как все повторяется из века и век! Но можно ли остановить зло? Что поставить на его пути, как сделать жизнь людей более безопасной, осмысленной, доброй?
Первая встреча со зрителями.
С взъерошенными чувствами, одолеваемая сомнениями, я шла на премьеру и встречу со зрителями в прекрасный зал киевского планетария. Как хорошо, что встреча началась с просмотра! Фильм отвлек меня, и когда в зале зажегся свет, я была почти спокойна. Только один вопрос неотступно тревожил: можно ли справиться со злом в этом мире, или добро только ценой гибели должно утверждать свою правоту? Вокруг этого и вертелись все мои мысли. Зал без сопротивления включился в обсуждение этой нелегкой проблемы. И когда я в конце встречи провела оздоровительный массовый сеанс, я вся светилась светом Исачева, я передавала его сияние, зрителям, я старалась наполнить пространство светом доброты, готовой пойти на гибель ради того, чтобы засветились теплые огоньки в глазах, смотрящих на тебя из зала.
Мистика в двадцатом веке. Удалось ли?
Зал необычно долго приходил в себя. Люди были сосредоточены на чем-то внутреннем, сокровенном. И только один из зрителей сразу же вскочил и потребовал все ему объяснить, и пользоваться при этом системой СИ. Он почему-то начал угрожать, что иначе он не поверит, что он сам врач, что занятие мистикой в двадцатом веке — это признак варварства.
Я была, как мне кажется, готова ко всему. Долгий опыт общения с пациентами выработал определенное умение быстро оценивать человека и находить к нему подход. Здесь я была в полной растерянности. Что за система СИ? Какое отношение она имеет к тому, что я делала?
Не знаю, как повернулись бы события, если бы из зала не раздались голоса, потребовавшие от новоявленного медика разъяснить, но только в системе СИ, несколько вечных вопросов медицины. Упорный оппонент сник, и дальше все пошло очень хорошо. С залом установился теплый контакт.
Я вдруг впервые поняла, что влиять на массы людей еще легче, чем на отдельного пациента или на маленькую группу. Это, было приятное и интересное открытие.
Другим открытием этого вечера были предложения зрителей. Кто-то предложил свою квартиру, если я соглашусь приехать в Киев, кто-то подыскал мне место работы. Некоторые уже планировали мои выступления перед аудиториями и даже обещали снять зал. От таких предложений могла закружиться голова. И все же наиболее интересным было не это. Когда схлынул основной поток зрителей, осталось несколько человек, которые предложили мне быть моими помощниками во всех начинаниях. «Каких начинаниях?» — не совсем поняла я. — «Ну, как же, — ответили мне. — Вы собираетесь продолжать свое дело, развивать его — мы станем вашими помощниками, ассистентами, учениками».
Такой щедрый отклик зрителей буквально ошарашил меня. Я не ожидала ничего подобного. Мне нужно было подумать. Мне нужно было собраться с мыслями и понять, что я хочу.