«Рафик» мягко ехал по городу. Я прижалась щекой к холодному стеклу и смотрела на вечерний, рано отходящий ко сну город. Внутри было совершенно пусто. Не хотелось говорить, не хотелось ни о чем думать. Хотя я давно уже приказала себе не мечтать, но сегодняшний звонок, разговор, последующий ход событий могли перевернуть всю мою жизнь. Встреча в Киеве со специалистами сразу решит очень много проблем, а главное — внесет долгожданную ясность в полную тревог и надежд мою жизнь.
Из задумчивости меня вывели могучие мужские руки. Они с двух сторон грубо схватили меня и начали вытаскивать из машины.
Вы что? Отпустите! — почти крикнули я.
Иди, иди! Лучше не сопротивляйся — услышала я в ответ.
Да что вы делаете? Я врач! — пытаюсь объясниться своим провожатым.
Здесь все врачи. Иди, не брыкайся, а то шею сломаю!
Этого ужаса я уже не могла стерпеть. Работая локтями и каблучками, попыталась вырваться, видимо, довольно больно ударила белобрысого увальня по ноге, потому что он ойкнул, грязно выругался и оглушил меня кулаком по голове. Я сразу же отключилась.
Пришла в себя от ужасно неприятного чувства: меня кто-то раздевает. Открыв глаза, увидела, что все тот же белобрысый верзила снимает с меня одежду. Инстинктивно я уцепилась за платье.
Дурочка, что, еще мало получила? Так я добавлю, сказал он примирительно и ловко разжал мои пальцы. Затем выхватил из груды хлама рваный в пятнах байковый халат и стал натягивать на меня. Может быть, помня силу его удара, я сдалась бы и не стала особенно сопротивляться, но вид халата придал мне дополнительные силы. Он был настолько ужасный, замызганный и омерзительный, что я вскочила, начала ругаться, грозить, требовать.
Сидевший за столом солидный человек и белом халате оторвался от своих записей и, отвечая молодой женщине, по-видимому, сестре, сказал: «Да, да, несомненно. Явный случай». Далее он что-то добавил по латыни, но я разобрать не смогла, так как в ушах еще стоял шум от удара.
Сумасшедший дом
И вдруг меня осенила ужасная мысль — да ведь я попала в сумасшедший дом! Это приемный покой. Сейчас меня оденут в этот страшный халат и поволокут в палату. Это конец. О том, что меня там ждет, рваный халат говорил красноречивее любых слов. Представляю хоромы псих диспансера, если в них пациенты находятся в таких халатиках. Нет, лучше умереть, чем оставаться здесь еще хотя бы минуту!
Нужно вырваться на свободу. Немедленно. Сейчас же! Откуда только взялись силы — я рванулась к окну и высадила плечом раму. Внизу зеленела траса. Рядом шелестели ветки дерева. Это были верные признаки вожделенной свободы. Не раздумывая, я прыгнула вниз. Ветер подхватил меня. Мне казалось, что я летела целую вечность. Я мягко села на газон. Все. Это спасение. Теперь бежать от этого сумасшедшего дома как можно быстрее. Но миг свободы был слишком краток. Сзади снова навалились дюжие молодцы. В минуту они связали мне руки жгутом и потащили, как мешок, в палату. Санитар швырнул меня в кровать, которая взвизгнула железным пружинным матрацем, и ушел. Тут же я с ужасом обнаружила, что на меня уставились десятки пар безумных глаз обитателей псих диспансера. Наверное, и мои в тот момент от бессильной злости, отчаяния, безнадежности казались такими же.
«Боже, неужели это не сон? — пронеслось в голове. Неужели это все происходит со мной? Нет, надо ущипнуть себя», — подумала я, и ощутила сильную боль в руках. Они были крепко привязаны к телу.
«Пить!» — вырвалось у меня скорее от бессилия, чем от жажды.
«Подожди — не видишь, один пациент уже пьет». Тут я заметила санитарку, которая сидела на табуретке спиной ко мне. Она ждала, пока допьет слюнявая больная с явными признаками врожденного идиотизма на лице. Зубы пьющей громко выстукивали дробь по кромке алюминиевой кружки.
Санитарка забрала помятую кружку, в которой еще оставалась вода, протянула мне. Я медик — приходилось всякое видеть. Брезгливостью не страдаю, меня не удивляют наши патологоанатомы, вынимающие завтраки в морге, врачи, не моющие руки после осмотра пациентов. Но при виде этой страшной, от рождения не мытой кружки, тошнота подступила к горлу. Я отшвырнула головой кружку, пружиной взлетела в воздух и попыталась выскочить в коридор псих диспансера.
В ту же секунду удар по голове пригвоздил меня к стене. Все поплыло перед глазами. Меня подтащили к кровати и тщательно связали какими-то скрученными тряпичными жгутами. Руки и ноги привязали к кровати, вогнали в ягодицы три укола. Санитар ругал на чем свет стоит начальство сумасшедшего дома, которое не обеспечивает смирительными халатами. Постепенно я начала погружаться в странное забытье. Мелькнула последняя мысль еще незамутненного разума, впервые в жизни я впадаю в наркотическую галлюцинацию.
Моя постель постепенно превратилась и деревянный крест, к которому я прибита гвоздями. Я понимали, что должно быть ужасно больно, но величественность момента притупила боль. Только слабое покалывание в ладонях и ступнях давало знать об ужасной нечеловеческой пытке.
Откуда-то издалека зазвучал ангельский хор. Явственно различались слова: «Ты родилась во второй раз в год Змеи, но через неделю тебя распяли как Христа».
Я чуть повернула голову. Рядом на таком же огромном кресте висел человек со знакомой бородой и длинными волосами. Он мягко улыбался мне. «Оставь все. Полетели», — четко расслышала я, хотя губы его не шевелились. Я ответила ему согласием. Его глаза говорили, что он меня понял.
Невесомость, не знакомая прежде, овладела моим телом! Я оторвалась от креста, мы полетели. Время остановилось.
Все детали увиденного в сумасшедшем доме еще и сейчас живы и моей памяти. Помню, как мы очутились на какой-то планете. Почему-то я знала: это — Сатурн. Здесь все играло, переливалось неземными, неестественными красками. Грандиозное сияние — гигантская перламутровая радуга опоясывала небо, прозрачная! Вода струилась меж разноцветных, переливающихся камней. Рыб, растений в воде не было, но плавали в ней женщины изумительной красоты. Я присоединилась к ним. Они радостно улыбались мне.
По-видимому, неутоленная жажда все еще мучила меня, и возбужденный наркотиками мозг рисовал облегчающие картинки.
Очнулась я ночью. Чувствовала себя отвратительно. Правая рука, туго перевязанная жгутом, посинела. Казалось, на ней вот-вот лопнут вены. Заставила себя пошевелить пальцами. Они едва слушались меня. После длительных усилий, наконец-то, удалось освободить правую и ослабить петлю на левой руке. Понадобилось еще немало сил и времени, чтобы освободить полностью левую руку. Затем освободила ноги и тихонечко повернулась набок. Ой, как хорошо!
Спустя некоторое время до меня дошло, что где-то рядом сопит, урчит, рычит какое-то страшное крупное животное. Прислушалась и не сразу поняла, что это храпели больные псих диспансера. Кто-то захлебывался во сне, кто-то непрерывно матерился, кто-то грыз и скрипел зубами. Да, ужасные сны посещают обитателей психушки. Мне стало не по себе — если здесь задержаться, сойдешь с ума непременно. Такой обстановки не выдержит никакой нормальный человек.
Мои панические размышления прервал мелодичный звук. Поначалу я радостно удивилась: кто это? Но вскоре поняла, что этот звук принадлежит не человеку. Это — сверчок, невесть как попавший сюда, журчал ручейком. Может, он звал свою подругу, затерявшуюся в другой палате? А, может, просто сообщал о своем одиночестве?
Не знаю, не знаю. Но голос его был настолько чист и приятен среди сумасшедшего храпа, грязи и насилия, что я успокоилась и сказала себе: «Все прекрасно. У тебя нет никаких оснований для паники. Ты попала не в сумасшедший дом, а в санаторий, где сможешь немного передохнуть. И теперь, когда ты знаешь о своих способностях, ты не можешь, просто не имеешь права своими эмоциями погубить все. Держись!
Ты станешь спокойной и уравновешенной. Ты будешь взвешивать каждый свой шаг. Ты не сделаешь ни одного поступка, который бы продлил твое пребывание в псих диспансере».
Сверчок мирно пел. Он взывал к мудрости и терпению.