Утром Дмитрий принес характеристику, заверенную круглой печатью, со всеми подписями. На службе не поскупились — написали обо мне такое — хоть в космос посылай как лучшего представителя человеческой породы для встречи с инопланетянами. Здесь было все: «морально устойчива», «социально активна», «добросовестно относится к своим служебным обязанностям», и даже «политически грамотна и занимается общественной работой». Это они перехлестнули через край — я никогда не ходила на собрания, не прослушала на заводе ни одной политинформации.
Ну да ладно! Характеристика как характеристика. Люди понимают бредовость этой затеи и пишут по заготовке, не придавая никакого значения содержанию. Интересно, кто ни будь, сохранит для потомков образец подобного рода? Ведь дети не поверят, что все это было с нами, что мы, не особенно возмущаясь, не особенно протестуя, жили в нелепом мире.
Не отвлекайся, Евгения! Вспомни: даже такая характеристика — еще не индульгенция. Может оказаться, и ее недостаточно, чтобы покинуть стены этого заведения. Ведь у нас человек при власти никогда не скажет сразу все, что необходимо, по ниточкам будет жилы тянуть. Так и сейчас — выяснилось, что мне еще предстоит встреча с главврачом, за ним последнее слово.
Если бы я попала в больницу как Наполеон или Элла Фитцджеральд, местным психиатрам было бы гораздо легче разобраться. А тут непонятный случай с гипнотизмом, исцелениями, парапсихологией, экстрасенсорикой которая, с точки зрения официальной науки, является чем-то вроде активного помешательства. Да, о высоком профессиональном уровне говорить не приходится.
Но даже на этом фоне главврач выделялся своей диковинной дремучестью. Объясняется это просто — должность досталась ему в наказание, когда он упал с большой административной высоты. Новую работу он выполнял с отвращением, понимая, что жизнь кончена, карьеры он больше не сделает, так и придется до конца дней своих скрипеть в этой больнице.
Когда я зашла в кабинет, он посмотрел на меня, как на муху. Хотел, было что-то спросить, но передумал. И — подписал мою бумажку. Отныне я стала вольным человеком.
Я шла по коридору и уже не оглядывалась в ожидании подзатыльника. Свобода сделала меня уверенной в себе, сильной. Это, видимо, передалось и моим обидчикам — вечная недоброжелательница — дебилка посмотрела исподлобья, но даже не пошевелилась, чтобы зайти со спины и хлопнуть неожиданно по затылку.
Встретилась милая медсестрица, рассказала, что из больницы всех сомнительных выписывают подчистую, потому что завтра должны прийти представители «Руха». Они борются за голоса на выборах и будут здесь ворошить все. До сих пор я связывала движение «Руха» с сине-желтыми знаменами, митингами и никак не ожидала, что оно так быстро и решительно вмешается в мою судьбу. Значит, за воротами психдиспансера все-таки что-то меняется!
Здравствуйте, приятный голос Феликса Эдмундовича неожиданно прервал мои радостные мысли. Слышал, что вас выписали. Поздравляю. Чем собираетесь заниматься?
Тем же, чем и раньше, лечить людей новыми способами, — ответила я довольно резко, чувствуя устойчивую не приязнь к этому худощавому молодому красавчику.
Вы неисправимы, он снова мягко и вкрадчиво улыбнулся. Учтите, что упорные становятся нашими постоянными пациентами.